В страну волхвов (СИ) - Страница 53

Как он успел заметить, колдовская слава Трехречья известна не только в Верхней Волыни. Про Трехречье рассказывали и в Светлогории, и в Угории, и в Гуцулии. Из этих стран тоже ходили маги в Трехречье за могуществом. Конечно, трехреченцам все это могло надоесть, и они могли попросту перестать отвечать на глупые вопросы праздношатающейся публики. Но это было бы нерационально. Ведь на этой публике можно заработать. А насколько Вацлав успел заметить, трехреченцы были рационалистами. Конечно, нельзя делать выводы на основании посещения одной деревни, но считать, что где-то живут особые люди, еще глупее. Как правило, по всей стране жили по одним обычаям.

Вацлав посмотрел на часы и поставил кипятиться воду. Судя по всему, Милан взял на себя львиную долю дежурства, и вообще, мальчишки взвалили на свои плечи практически все дорожные хлопоты, так что с его, Вацлава, стороны будет просто свинством не приготовить завтрак и не подать его ребятам в постель.

Этот день мало чем отличался от предыдущего. Та же заснеженная обледенелая дорога, негостеприимная деревня без названия — интересно все же, это местная традиция, или знаки убрали специально к их приезду, чтобы они не смоли сориентироваться и бродили бы по заснеженным дорогам, пока не умрут от голода и холода?

Милан ярко представил немногочисленные, но регулярные экспедиции Медвенкского магического университета, занесенные снегом на этих бескрайних просторах и невольно потыкал палкой в ближайший сугроб. Там, конечно же, ничего не обнаружилось. В самом деле, искать на ощупь пропавшие экспедиции все равно, что перетряхивать стог сена в поисках иголки.

Еще один ночлег на снегу, еще один день, еще… Шел всего пятый день пути, а путникам казалось, что прошел месяц. Первые пару дней они еще перешучивались и, не стесняясь, высказывали мечты о горячей ванне и мягкой постели, можно даже посреди чистого поля, на третий день шутки стали вымученными, а потом и вовсе смолкли. Правда, на четвертый день пути, ближе к вечеру, начали встречаться перелески, несколько оживившие пейзаж и усталое воображение пешеходов. Можно было представить, что вон за тем большим деревом прячется кто-то, у кого есть к ним какой-нибудь интерес, пусть даже преступный, но сегодня угасла и эта надежда. Единственное, о чем свидетельствовали эти перелески, так это о том, что они все же куда-то движутся, а не кружат на одном месте.

Было уже совсем темно, когда путники вышил к развилке. До этого они нередко встречали перекрестки, но с ними все было просто. Путешественники шли прямо вглубь страны. А здесь — одна дорога идет чуть правее, другая — чуть левее. И в темноте не разобрать, какая из них главнее. Тем более что непрекращающийся снегопад скрыл все следы, если таковые и были.

Милан предложил остановиться до утра. Обычно они старались останавливаться на ночлег как можно позже — ночевки в снегу ни у кого не вызывали большого энтузиазма, но все же лучше остановиться на пару часов раньше, чем эти же два часа идти не по той дороге. Так что Милан решительно свернул к деревьям по правую сторону дороги. Вацлав и Янош без слов последовали за ним. Через несколько метров они наткнулись на поваленное дерево. Вацлав устало опустился на него, а Милан и Янош принялись обдирать с него ветки для костра.

В Трехречье Милан, неожиданно для себя, взял руководство экспедицией в свои руки. Ему просто больше ничего не оставалось. Вацлав вышел в путь, не вполне оправившись от своей простуды, и круглосуточное пребывание на холоде высасывало из него все силы. А Янош разбирался в зимних походах ничуть не лучше своих спутников, а по молодости лет, а может и потому, что он еще не вполне освоился со своими спутниками, с большим удовольствием выполнял поручения, чем принимал решения. Янош, конечно, не сомневался в том, что он будет полноправным гражданином Верхней Волыни, как только пересечет границу. Но это лишь заставляло его еще более осознавать, как он обязан своим спутникам. Кроме того, он был знаком с ними всего несколько дней — еще и месяца не прошло с того дня, как дядюшка, продал его Вацлаву. Он ничего не знал о своих спутниках. Они о себе ничего не говорили. Правда и его не расспрашивали. Из деликатности. В отсутствии любопытства их обвинить было нельзя.

Но жизнь идет вперед, невзирая на то, что кто-то из нас заболел и нуждается в передышке, а кто-то захандрил и вообще ничего не хочет. Милан в первый же вечер в Трехречье понял, что если он хочет видеть хоть какой-нибудь результат их совместных усилий, то должен, для начала, проруководить, а потом еще и проследить за выполнением. Вот и сейчас Милан принялся разводить костер, послал Яноша готовить палатку и с нарочитой бодростью обратился к Вацлаву.

— Полагаю, через пару дней мы будем в городе.

— Если не собьемся с дороги, — отозвался маг.

— Как? Это не возможно по определению.

— Почему? — заинтересовался Вацлав.

Милан обрадовался, что его начальник ожил настолько, что даже начал проявлять эмоции, и принялся объяснять.

— Очень просто, Вацлав. Мы не можем сбиться с дороги, потому как идем в произвольном направлении в абстрактный город. Если мы пойдем неправильной дорогой, то очень может статься, дойдем до нашей абстрактной цели даже раньше.

— Так зачем мы остановились? Шли бы себе и шли, раз нам безразлично направление.

— Ну не совсем же, — возразил Милан. — Если я вас правильно понял, вы хотите попасть вглубь страны. Вот мы и остановились, чтобы не свернуть ненароком в другую сторону.

Вацлав кивнул. Прогулка по-зимнему Трехречью изрядно его измотала, и сейчас он с каким-то отстраненным любопытством наблюдал, как Милан суетится у костра. Языки пламени подпрыгивали и приплясывали, и Вацлав почувствовал, что это производит на него гипнотическое действие. Глаза его стали слипаться.